Сила брошенной женщины

на сердце –
проклюнулись трещины-
я заклеиваю -
тeплым вИски
/слабость брошенной женщины/
излеченье -
совсем уже близко…

пленка любви -
клочьями,
монтажа - беспощадны
ножницы…
слёзы я пью полуночные,
заедая лимоном
с кожицей…

где вдвоем –
кадры искромсаны.
ты из памяти – вынут
- с корнем!
сигареты лезут с вопросами:
«Навсегда?»
отвечаю - «бесспорно…»

февралем твой след
запорошило
хоть и рвусь - догонять
не стану!
Это сила женщины брошенной –
на живую
заштопывать раны…

Поединок с ночью

заклеены веки
усталости скотчем,
тихонько колышется пульс…
один на один мы сражаемся с ночью,
опять
проиграла я.
пусть…
Опять
я не слышу
которой субботой
в дверях дребезжанье ключей.
и
позвонки покрываются потом
невыносимых ночей…
Опять
то ли заговор, то ли молитву,
шепчу я в глазницы окон…
когда лишь
ковер будет солнцем облитый -
в бесцветный
я
падаю
сон…
Пусть!.. я не сдамся!
хоть вою по-волчьи
который по счету уж дождь…
я расстреляю все- к дьяволу!- ночи,
когда, наконец,
ты
придешь..

Аутодафе

Я ухожу, любимый мой, не бойся…
Дай наглядеться лишь, дай надышаться…
Ах, как нелепо – были раньше вровень
Теперь мне над тобою возвышаться…

Ты помолчи, словам не надо воли,
Пустым обрывкам твоего греха,
Они осколки лишь теперь, не боле,
От некогда единого стекла…

Ты обернись назад, там были мы едины
И так срослись сердцами и душой –
как не срастаются две половины,
так лишь рождаются частицею одной

Ты возвратись в те дни, где руки- Боги,
Что мастерили счастье из мечты.
Где губы бесконечною дорогой
Друг друга обойдя – в начало шли…

Мне не измерить той любви – мерила
Что видит бесконечности предел
Не существует. Я боготворила
Все то, что ты мне показать сумел

Я верила! Тобой жила – себя не знала!
Без времени, без места, без – УМА!
Я не ступала – крыльями летала!

***
Но – вдруг удар – и опустилась тишина…

Не видели глаза – стянулась кожа,
Чужих не зная рук, кроме твоих
Клеймо на грудь – и вздрогнула - о, Боже!
И вся душа переродилась в крик…

В водовороте лиц, оскалов, брани
Я билась как малиновка в силке
И в кровь разбитыми багровыми руками,
Тебя не видя, я тянусь к тебе!

Под градом из камней и междометий,
Не чувствуя ни боли, ни стыда
Шепчу: «убейте тело, милые, убейте,
Душа ж моя останется чиста»

И суд в минуту был – под рев толпы:
«На плаху бросить ведьмино отродье!
В костер! На шею камень!» - где же ты?
Ищу я, плача, в мутном межнародье…

- ты объясни, любимый, в чем мой грех?
В том, что любила пьяно, без оглядки?…
И что целуя на глазах у всех,
Со сплетнями я не играла прятки?

И адвокат мне и судья – толпа
Из жаждущих до зрелищ злобных глаз
Из любящих вдвоем – стою одна,
Своей любовью прикрывая нас…

За вереницей всех моих «грехов»,
Привычная печать, как смерти поступь:
«Виновна!» и конвой вести готов
К сколоченному второпях помосту.

Безропотно – теперь уж все равно-
(не выдернул, а лишь втолкнул на круг!)
Я, восходя наверх - лечу на дно,
Все жду тобой протянутых мне рук.

А ты, обласканный сочувствием толпы,
венец лавровый на тебя одевшей,
терновую корону мне несешь…
от моих губ обсохнуть не успевший,

И моих рук еще тепло храня
Волос моих еще носивши запах,
Не глядя, ты касаешься меня –
Любимыми руками – смерти в лапы!

***

Я ухожу, любимый мой, не бойся…
Дай наглядеться лишь, дай надышаться…
Ах, как нелепо – были раньше вровень
Теперь мне над тобою возвышаться…

Ты посмотри в глаза – я не колдунья,
Не прокляну, не напущу беды
В зрачках лишь напоследок утону я,
Любви в тебе стирая все следы…

«Ты поцелуй прошу меня, любимый!!»-
С креста взлетел и разорвался крик,
Его осколки слизывал с коленей
Не твой, а желтый огненный язык.

Невлюбленность

звонок / как обычно/ - два раза, и коврик в прихожей,
все так же мне «welcome» моргает застиранным глазом.
и ты, в длиннополом халате, на рясу похожим,
снимаешь пальто торопливо, и тянешься сразу -

губами к губам /так привычно, как зубы почистить/-
уже до секунды наш час отработан годами.
зевая, из кухни твой кот наблюдает пушистый,
ко мне интерес потерявший, он брезгует нами…

опять на конвейере - кофе с ликером ванильным,
под душ, в полотенце, две капли миндального масла,
на диске – гитара мотивом заезженно-пыльным,
пятнадцать минут / засекаю… / и лампа погасла,

тропинками давними руки блуждают по телу,
я знаю давно, где и как отпечатаны пальцы.
не помню, когда же я впрямь тебя дико хотела??
но что-то опять заставляет меня задыхаться..

***
еще пять минут…рассекают машинные фары,
на бледном лице потолка оставляя морщины…

«тебе хорошо?» - «да, любимый, ты просто в ударе..»-
и чмокнул довольно, еще раз оставшись мужчиной…

как кадры из пошлого фильма - опять сигареты…
и ты поправляешь ажур моих тонких бретелей,
по комнате ходишь, позируя, полуодетый..

«Ты знаешь, наверное, мы уже перегорели…»

ты вскинул глаза, удивленно: неверный сценарий!
ошибка, поломка, загадочный сбой в механизме!
«Ты знаешь, наверное, всё мы уже отыграли…
пора возвращаться к своим неигрушечным жизням…»

у самых дверей, как и раньше, целуешь за ушком,
/услужливо – сумочку/: «Ты позвонишь выходными?»
устало смеюсь: "нам теперь притворяться не нужно!
давно не влюбленные…
и не любовники… ныне…»

Стоп-кран

Не играй «на авось» –
на орла или решку,
не пускай под откос наш летящий состав.
Ты привык – королем,
отведя мне – лишь пешку,
только я разрываю твой лживый устав.

Безразличьем не режь,
равнодушьем не трогай,
я сама на сегодня срываю стоп-кран.
Я наелась, любимый,
рыданий так много,
что мне стала - по горло! - в рабыню игра.

Не смотри, не шучу,
я, сжимаясь спиралью,
принимала подачки твои за любовь.
По сценарию мы
твоемУ лишь играли…
а теперь буду целиться в глаз, а не в бровь!

Не проси, не канючь -
отвратительно жалок…
Пусть вагоны летят, - нет меж нами моста!
твое сердце – мишенью
поймаю меж балок,
выбивала всегда – девяносто из ста!

я целую твои пальцы

я целую твои пальцы –
оставляю отпечатки …
чтоб запомнить их губами навсегда.
чтобы больше прикасаться -
даже через слой перчатки
до меня не мог никто, кроме тебя.

я вдыхаю тебя кожей –
каждой пОрой поглощаю
чтобы твой лишь аромат – во мне - навек!
уникальный, непохожий,
я – ослепнув – опознаю
среди сотен тысяч разных человек.

я тону в глазах бездонных-
пусть до рези, не мигая,
чтобы в память – фотографией легло.
я в объятиях нескромных
умирая - воскресаю,
каждой клеточкой ловя твое тепло…

-«Дай тобой нажиться вдоволь,
Дай любовью напитаться!!»
- я глотаю вырывающийся крик.

лишь безумная, слезами,
я целую твои пальцы,
понимая -это наш последний миг…

серьезно-ироническое фантазии на тему..

мне бы дом без дверей, чтобы мы оставались вдвоём.
мне бы сутки длинней хоть на час, хоть на миг, чем обычно..
мне бы праздником стать в бесконечном блокноте твоём,
где рутинная жизнь все никак не становится личной…

мне бы вышвырнуть прочь все бумаги твои и ключи,
разорвать в пух и прах белоснежность хрустящих рубашек,
и навек затеряться с тобой средь полярной ночИ,
не от холода, а от любви в вереницах мурашек…

мне б в глазах твоих видеть не цифры, а каплю тепла,
и не только «во время», но сладко понежиться «после» -
а на утро цветы обнаружить на крае стола,
а не «толькоушедшего» - запах - на прОстныни - возле…

мне бы вырвать тебя из товарно- финансовых пут,
в твоем сердце засесть неразменной на деньги купюрой!
…неоцененный снова свиваю домашний уют,
оставаясь влюбленной, как кошка, … наивною дурой...

Бутафория

Я загадала досчитать до ста,
как смертник, что на цыпочках - по минам…
О, господи, откуда ты достал
слова, что пахнут древним нафталином:

«Давай, я для тебя останусь друг!» -
/как глупо, и как пошло…/ я краснею,
дрожат и холодеют пальцы рук,
стыдясь услышать эту ахинею…

Смеюсь, - а хохот опадает вниз,
подрубленный твоим смиренным взглядом.
О, мой сентиментальный Арамис,
мы не враги, но мне друзей не надо…

Как в приторных кино – луна висит,
Фонарь и ночь - смешная мизансцена…
И мы с тобой – всего лишь реквизит
разлуки- клоунессы на арене…

« А ты еще так трогательно мал!» -
и, плечи, сжав, из-под софитов вышла…

Хрустел, как бутафорией крахмал,
следами снег на улочках затихших…